Канцлер
и король пожелали было отделаться от строптивого спикера, предложив ему
отправиться в качестве посла в Испанию, но Мор отказался от этого под
предлогом «расстроенного здоровья». На этот раз король уступил. Неизвестно,
чем была вызвана подобная мягкость Генриха VIII, но, по словам зятя Мора
Уильяма Ропера, король будто бы сказал: «Не в наших намерениях, Мор, делать
вам неприятное; напротив, мы рады, если можем сделать для вас что-либо
хорошее. Мы подыщем для этой поездки другого человека, а вашими услугами
воспользуемся в каком-либо другом деле» (62).
Во всяком случае, дружба короля с Мором продолжалась. Впоследствии он
даже лично навещал Мора в его доме в Челе и (тогда еще деревушке, расположенной
в двух милях от Лондона вверх по течению Темзы), куда Мор переехал со
всем семейством. Ропер рассказывает, как, наезжая иногда в Челси, король
обедал у Мора и прогуливался с ним по саду, обняв его за шею. (63)
Но, судя по рассказам того же Ропера, Мор успел уже порядочно разочароваться
в «добродетелях» этого жестокого и самовластного государя. Мор не обольщался
милостивым отношением к нему монарха. Как-то после одного из «дружеских»
посещений Генриха VIII Мор сознался зятю, что король не задумываясь отрубил
бы ему голову, если бы этой ценой он мог приобрести хотя бы один ничтожный
замок во Франции, с которой Англия в это время вела войну (64).
Однако король, по-видимому, все еще возлагал немалые надежды на политические
способности Мора.
В 1525 г. Мор получает высокий пост канцлера герцогства Ланкастерского.
Одновременно с этим Мор продолжает выполнять дипломатические поручения.
В 1527 г. совместно с Уолси в Амьене он ведет переговоры с представителями
короля Франциска I; летом 1529 г. совершает дипломатическую поездку в
Камбрэ, где участвует в переговорах при заключении мирного договора Англии
и Франции с Испанией.
В конце августа 1529 г. Мор вернулся в Англию и застал там большие и неожиданные
для него перемены. Власть всемогущего канцлера Уолси, как и его влияние
на короля, были заметно поколеблены. Произошедшие перемены имели прямую
связь с неудачей внешнеполитического курса всесильного кардинала.
Мир в Камбрэ, подписанный между императором Карлом V и королем Франциском
I, был ударом по политическому престижу Уолси, строившего внешнюю политику
Англии на использовании противоречий в Европе между Францией и империей.
Положение Уолси осложнялось еще и тем, что для Генриха VIII, мечтавшего
в этот период добиться согласия папы на развод с королевой Екатериной
Арагонской, стала совершенно ясна невозможность этого предприятия при
создавшейся международной обстановке. Англия отныне утратила поддержку
Франции, а император Карл V, которому опальная королева приходилась родной
теткой, мог теперь свободно оказывать давление на папу. В результате перспектива
благоприятного для Генриха VIII решения папы в деле о разводе представлялась
теперь менее реальной, чем когда бы то ни было.
Вскоре Уолси был обвинен в превышении полномочий и лишен большой государственной
печати. Как сообщает хроника Холла, после долгого обсуждения выбор короля
пал на «сэра Томаса Мора, рыцаря, человека хорошо сведущего в языках,
а также в обычном праве, человека тонкого и острого ума, полного идей,
вследствие чего он был очень одарен склонностью к насмешке, что для его
достоинства было большим пороком» (65).
25 октября 1529 г. Мору была вручена большая печать лорда-канцлера Англии.
На следующий день на торжественном собрании в Вестминстере герцог Норфольк
представлял нового канцлера. В традиционной ответной речи Мор высказал
трезвое суждение по поводу своего назначения канцлером: «Я считаю это
кресло местом, полным опасностей и трудов и далеко не таким почетным.
Чем выше положение, тем глубже падение, как это видно по моему предшественнику
(Уолси. — И. О.). Если бы не милость короля, я считал бы свое место столь
же приятным, сколь Дамоклу был приятен меч, висевший над его головой»
(66).
Сделавшись вторым лицом в государстве после короля, Мор тем не менее не
изменил своих взглядов, оставаясь по-прежнему человеком, чуждым компромиссам,
не способным на сделку с собственной совестью. К тому времени, как Мор
стал канцлером, у него уже были сложившиеся взгляды на реформацию, ему
принадлежало несколько полемических сочинений, написанных против Лютера
и английского реформатора Уильяма Тиндаля (67).
В отношении Мора к реформам наиболее ярко сказались противоречия гуманизма.
Начав как критик католического духовенства и провозвестник идей реформации
о необходимости «очистить» христианское учение от схоластики и т. п.,
Мор, как и многие другие гуманисты, не поддержал реформации. Более того,
напуганные широким социальным движением, которое вызвала вспыхнувшая в
Европе реформация, гуманисты в большинстве своем поспешили отмежеваться
от «лютеранской ереси», приписывая ей главную вину в подстрекательстве
к «бунту черни».
Для полемики гуманистов с реформаторами показателен знаменитый спор Эразма
с Лютером о свободе воли. В своем трактате «О свободе воли», опубликованном
в августе 1524 г., Эразм оспаривал восходивший к св. Павлу и Августину
тезис Лютера о несвободе человеческой воли. У Лютера на первом месте стояла
вера в божественное предопределение. По существу, Лютер
уничтожал принцип индивидуальной ответственности человека за свои дела.
Согласно учению Лютера, человек спасается не делами, а верой. Эразм не
мог примириться с подобным принижением человека. Он подчеркивал большое
значение «добрых дел», которые в немалой степени зависят от свободной
воли человека.
Лютер и прежде упрекал Эразма за то, что тот придает человеческому началу
большее значение, чем божественному. В трактате «О рабстве воли», направленном
против Эразма, Лютер утверждал,
что само понятие свободы воли несовместимо с верой в божественное предопределение.
Более того, человеческая воля, по Лютеру, подобна вьючному животному,
которое в равной степени может оседлать либо бог, либо дьявол.
Мор выступил в поддержку Эразма. Свои доводы против Лютера он обосновывал
с точки зрения обычного здравого смысла и общечеловеческой этики. Акцентируя
внимание на этическом аспекте проблемы свободы воли, Мор подчеркивал ответственность
христианина за его дела. Если бог лишил христианина свободы воли, свободы
своего поведения, если нет никакой свободы воли, то зачем пытаться убеждать
кого-то делать добро? «Вы должны просто молить бога, чтобы он сам все
во мне совершил, а не настаивать, чтобы я старался ради себя самого. Если
все приходит от веры, если для человека не остается никакой свободы, как
вы, лютеране, упрямо настаиваете, какой же смысл в том, чтобы убеждать
кого-то быть добродетельным и наказывать того, кто порочен?» Очень важно
иметь в виду также политический аспект полемики Мора с Лютером
и его последователями. В полемическом трактате Мора «Ответ Лютеру», опубликованном
в 1523 г. под псевдонимом Уильяма Росса, Мор предсказывал, что распространение
учения Лютера вызовет серьезные политические последствия: раскол в церкви
и гражданские смуты.
При всем глубоком понимании пороков католической церкви, при всем отвращении
к схоластике и догматизму и Мор, и Эразм питали еще большее отвращение
к реформационным учениям, подчеркивая их узость и фанатизм. «Схизмы»,
раскол, поразившие Европу, воспринимались Мором и Эразмом как трагедия,
угрожавшая гибелью культуры, которой они так дорожили. Как бы разъясняя
не только свою политическую позицию в отношении реформации, но и позицию
своего друга Мора, Эразм в письме к венскому епископу Иоанну Фаберу писал
в 1532 г.: «нет ни одного сколько-нибудь благочестивого человека, который
не желал бы улучшения (реформы) морали в церкви, но ни один сколько-нибудь
благоразумный человек не сочтет справедливым терпеть всеобщий беспорядок»
(68).
Когда реформация Лютера всколыхнула
всю Германию, дав толчок широкому общественному движению против духовных
и светских властей, Мор по-иному стал оценивать объективный политический
смысл своей просветительской деятельности и деятельности Эразма в предре-формационный
период. Так, в очередном своем «Опровержении» английского последователя
Лютера — Уильяма Тиндаля, с которым Мор полемизировал несколько лет, обращаясь
к христианскому читателю, он выразил свое новое отношение к некоторым
прежним сочинениям Эразма и своим собственным, написанным в предреформационный
период.
«Если бы в эти дни, — писал Мор, — когда люди благодаря собственному пороку
неправильно истолковывают и наносят вред даже самому Священному писанию
бога... нашелся бы кто-нибудь, пожелавший перевести на английский язык
«Морию» или некоторые сочинения, которые я сам прежде написал, хотя в
этом и не было никакого вреда (явно речь идет об «Утопии». — И. О.), а
теперь они могли бы быть использованы, чтобы подстрекать народ и причинять
вред тому, что есть благо, я скорее своими собственными руками помог бы
сжечь не только книги моего дорогого (Эразма, — И. О.), но также и мои,
чем допустил бы, чтобы народ по причине собственных заблуждений получил
бы какой-то вред из-за этих книг...» (69)
Лютера
и его сторонников Мор считал непосредственными виновниками вспыхнувшей
в Германии крестьянской войны. В народных движениях Мор и его друзья видели
лишь разрушительное начало. В боязни народных движений, в непонимании
их прогрессивной антифеодальной направленности сказывалась историческая
ограниченность гуманизма как буржуазного в своей основе просветительского
движения.
Политическую опасность антипапского выступления Лютера Мор видел в порочности
исходной позиции Лютера, опрометчиво приписывающего ошибки и пороки людей
должностям, которые эти люди занимают (70).
Подобная позиция, по мнению Мора, логически ведет к полной политической
анархии. Ибо дело не ограничится отрицанием папства, за папой пойдет королевский
престол, а затем и всякая власть и администрация вообще. В результате
народ окажется в стране, где нет «ни правителя, ни закона, ни порядка».
Именно это, по словам Мора, и «угрожает теперь отдельным частям Германии».
И если, продолжает Мор, эта угроза осуществится, «претерпев великие утраты»,
люди на горьком опыте должны будут понять, насколько лучше «иметь даже
плохих правителей, чем вовсе никаких». Мор считал, что выступать против
папства — значит подвергать «христианское дело» опасности, поэтому лучше
произвести реформы в папстве, чем упразднять его
(71).
В письме к секретарю короля Томасу Кромвелю от 5 марта 1534 г., касаясь
вопроса о папстве, Мор писал, что «верховный авторитет папы как первосвященника
был учрежден всем христианством по причине великой важности, чтобы избежать
схизм и укрепить христианское единство путем непрерывной преемственности...»
(72) В своем письме, затрагивая таким образом
острейший политический вопрос о претензии короля быть верховным главой
церкви Англии, Мор предпочитал пошлому политическому утилитаризму Генриха
VIII и его советников обращенную в прошлое идею вселенского единства и
гармонии христианского мира.
В том, что такой умудренный политик, как Томас Мор, не находил ничего
лучшего, как отстаивать утопию единой вселенской церкви, сказывался кризис
европейского гуманизма как ранней формы буржуазного просвещения. Широта
гуманистической социальной критики кануна реформации у того же Томаса
Мора и Эразма, восхищавшая их современников и потомков, в эпоху реформации,
когда антифеодальное движение приобретало четкие классовые формы, превратилась
в свою противопо-ложность (73). Поскольку
ни один социальный лагерь тогдашнего мира не отвечал полностью идеологическим
и политическим чаяниям христианских гуманистов, безысходность и утопичность
позиции гуманистов, примкнувших к контрреформации и продолжавших отстаивать
христианское единство как вселенскую церковь, тем явственней, что сами
же они, как это видно из прежних сочинений Мора и Эразма, написанных в
канун реформации, принимали пресловутое единство католической церкви скорее
иронически и сатирически, нежели как благочестивую реальность, достойную
стать исходным моментом исцеления общества от всех недугов и мерзостей,
изображаемых в многочисленных сатирах гуманистов, смысл которых был всегда
один и тот же: порча церкви от папы до последнего монаха и священника.
И в этом отношении контрреформационная утопия вселенской церкви была несомненным
шагом назад, свидетельствуя о том безысходном тупике, в котором оказался
христианский гуманизм Мора, Эразма и их единомышленников.
И тем не менее отношение Мора к папскому престолу было отнюдь не однозначно.
Мор не был апологетом папы. Как в своем «Диалоге о Тиндале», так и в письмах
Мор провозглашал, что Вселенский собор выше папы
(74). В письме к Томасу Кромвелю от 5 марта 1534 г. Т. Мор неоднократно
подчеркивал, что он никогда «не выдвигал на первый план авторитета папы»(75).
Более того, Мор напоминал, как в свое время, когда король-богослов писал
свой трактат «против ереси Лютера» в защиту «семи таинств», он, Мор, советовал
королю не слишком подчеркивать авторитет папы и «предлагал его величеству
или оставить этот пункт вовсе, или же касаться его более осторожно» на
случай возможных политических столкновений, которые всегда «могут возникнуть
между королем и папой, что уже неоднократно случалось в отношениях между
государями и папами» (76). Свой совет королю
Мор мотивировал тем, что папа является еще и светским государем. Поэтому
при изменении политической обстановки в Европе может измениться и политика
английского короля в отношении папы.
Признавая верховный авторитет папы в вопросах веры, Мор достаточно критически
относился к папству как гуманист и политик (77).
Но вместе с тем в том же самом письме, касаясь церковной политики Генриха
VIII, в частности его самодержавного стремления возглавить церковь Англии,
Мор указывал, что «поскольку весь христианский мир (Christendom) является
единым телом, он не может понять, как один член тела, без общего согласия
тела, может отделиться от общей головы».
Свое враждебное отношение к реформации Мор выразил в опубликованном в
1528 г. «Диалоге о ересях и религиозных недоразумениях». В этом сочинении
достаточно полно отразились взгляды Мора на реформацию в Германии. Наряду
с откровенно враждебным отношением Мора к доктрине Лютера
в «Диалоге» отчетливо выражено глубокое понимание Мором политических мотивов
реформационного движения в Европе. В частности, Мор писал: «Весь свой
яд Лютер подсластил особым средством— свободою, которую он выхваливал
народу, убеждая, что, кроме веры, тому решительно ничего не нужно. Пост
и молитву и т. п. он считал лишними церемониями; он учит людей, что раз
они верующие христиане, .то Христу они приходятся чем-то вроде двоюродных
братьев; поэтому, кроме Евангелия, они совершенно от всего свободны и
им не приходится считаться ни с обычаями и законами, как духовными, так
и светскими. Хотя он и говорит, что терпеливо сносит власть папы, князей
и других правителей, которых он называет тиранами, и представляет из себя
добродетель, но он тем не менее считает свой верующий народ настолько
свободным, что повиноваться власти народу этому нужно равно в такой же
степени, как вообще нужно сносить всякую несправедливость. То же самое
проповедует и Тиндаль—
Простому народу это учение так сильно пришлось по вкусу, что оно ослепило
его, и он забыл обо всем другом, о чем еще учит Лютер,
и совершенно не считается с последствиями такого учения. Светским правителям,—
продолжает Мор, стремясь предостеречь государей, которые подобно Генриху
VIII склонялись к реформации из корыстных классовых и личных соображений,
— было приятно слышать эти проповеди, направленные против духовенства,
а простой народ радовался, слыша нападки на духовенство и правителей и
вообще на всякую власть в городах и общинах. Наконец дело дошло до того,
что движение перешло к открытым насильственным действиям. Конечно, расправа
началась первоначально с наименее сильных. Прежде всего толпа безбожных
еретиков подстрекнула сектантов, чтобы они возмущались против аббата,
затем против епископа, чему светские князья немало радовались; они замяли
дело, так как сами точили зубы на церковное имущество. Но с ними вышло
так, как с собакою в басне Эзопа. Она хотела схватить тень от сыра в воде,
а самый-то сыр и уронила. Дело в том, что лютеровские крестьяне вскоре
набрались такой смелости, что поднялись против своих светских государей.
Если бы те вовремя не хватились, то они, оглядываясь на имущество других,
сами могли бы легко потерять свое. Однако они спаслись тем, что за одно
лето уничтожили в этой части Германии 70 тысяч лютеран, а остатки их поработили,
но все это было сделано уже после того, как те успели причинить много
зла. И все-таки, несмотря на все это, во многих городах Германии и Швейцарии
эта безбожная секта благодаря бездействию властей так окрепла, что наконец
народ принудил правительство также принять ее; а между тем, будь они в
свое время внимательнее, они легко могли бы остаться вождями и руководителями
народов» (78).
Как проницательный политик Мор отлично понимал, что так же, как и в Германии,
реформация в Англии неизбежно повлечет за собой захват церковных земель
и разграбление церковного имущества королем, дворянством и буржуазией.
Хищнические, грабительские мотивы английских сторонников реформации для
Мора были слишком очевидны. Поэтому в своей полемике с английскими реформаторами
Мор открыто выражал убеждение, что секуляризация монастырских имуществ,
которую они проповедовали, еще больше ухудшит положение бедняков
(79). И Мор не ошибся в своем предвидении. Когда впоследствии реформация
победила в Англии и монастырские земли попали в руки новых владельцев
— предприимчивого дворянства и буржуазии, то они первым делом приступили
к огораживаниям и поспешили изгнать прежних держателей этих земель— крестьян.
Не случайно Карл Маркс подчеркивал в «Капитале», что английская реформация
дала «новый страшный толчок» огораживаниям, способствуя обогащению хищников
— дворян и буржуазии, разорению крестьян и увеличению нищеты и бродяжничества
(80).
Столкновение Мора с Генрихом VIII, окончившееся гибелью Мора, и произошло
как раз на почве реформации. Никакие репрессии правительства не могли
помешать проникновению в Англию идей реформации. Весь ход исторического
развития Англии толкал страну на разрыв с папством. Новое дворянство и
буржуазия были кровно заинтересованы в создании более дешевой национальной
церкви. Особенно крупные выгоды в случае победы реформации в Англии сулила
им предстоящая возможность захвата церковных имуществ. Под давлением этих
веяний и сам Генрих VIII решился пойти на разрыв с папой, обещавший ему,
будущему
главе английской церкви, немалые выгоды не только политические, но и материальные:
возможность конфисковать богатства церкви. Поводом для разрыва с папой
явилось королевское дело о разводе. Король собирался развестись со своей
первой женой Екатериной Арагонской, для того чтобы иметь возможность жениться
на красивой фрейлине королевы — Анне Болейн. Чтобы развод считался законным,
его должен был утвердить сам папа. Однако папа не хотел, да и не мог этого
сделать. Король обратился за помощью к университетам Оксфорда, Кембриджа,
Парижа, Орлеана, Болоньи, Падуи и другим и за деньги добился от них письменных
подтверждений «законности», королевского развода. Естественно, что Генрих
VIII нуждался в поддержке канцлера Мора. Но надежды короля оказались напрасны.
Мор не захотел кривить душой и защищать фальшивые доводы короля против
Екатерины Арагонской.
11 мая 1532 г. Генрих VIII предъявил собранию духовенства свои требования,
отвергавшие власть папы, изумив присутствующих тем, что объявил об этом
на 25-м году своего царствования.
После короткой борьбы 15 мая 1532 г. конвокация духовенства согласилась
принять все требования короля, а на следующий день после этого Томас Мор
возвратил королю большую государственную печать, заявив тем самым о своей
отставке. Мор не мог идти против своей совести и стать послушным орудием
короля. Но все же он не желал, чтобы его добровольная отставка была воспринята
как политическая демонстрация его оппозиции. Поэтому некоторое время сам
Мор настаивал на той версии, что его отставка вызвана плохим состоянием
здоровья. Однако когда 1 июля 1533 г. состоялась коронация Анны Болейн,
Мор отказался присутствовать на церемонии. Истинные мотивы отставки Мора
не могли быть секретом для короля, и он не замедлил обрушить репрессии
на своего опального канцлера. Против Мора начался уголовный процесс по
обвинению в «государственной измене».
Преступление Мора якобы состояло в том, что он поддерживал некую монахиню
— Елизавету Бартон, пророчившую гибель королю. Авторитет и популярность
Мора были настолько велики, что и парламент не мог принять всерьез это
обвинение. В результате оно было снято.
Сам Мор не обольщался надеждами на будущее, он понимал, что «оправдание»
— лишь отсрочка и что король лишь на время отложил свою месть. Поэтому
когда старшая и любимая дочь Мора Маргарита выразила радость по поводу
счастливого исхода дела, Мор с грустью возразил ей: «Отложить дело — не
значит его отменить» (81). В своем предвидении
Мор не ошибся.
23 мая архиепископ Кентерберийский Крэнмер провел в Денстебле судебное
заседание, на котором в отсутствии королевы Екатерины было провозглашено,
.что ее брак с Генрихом VIII признается недействительным, поскольку некогда,
двадцать пять лет назад, она предназначалась в жены его умершему брату
Артуру, а спустя пять дней состоялось бракосочетание короля с Анной Болейн.
Узнав о провозглашении нового брака короля, Мор сказал своему зятю: «Господи,
дай милость, чтобы эти дела через некоторое время не были подкреплены
присягами!» Опасение Мора вскоре подтвердилось. После рождения принцессы
Елизаветы в начале 1534 г. парламент принял новый «Акт о наследовании».
Согласно новому акту, дочь Генриха VIII и Екатерины Арагонской, принцесса
Мария, объявлялась незаконнорожденной, исключалась из числа наследников
короны, поскольку предшествующий брак короля был признан незаконным.
Примечания:
(62)
Ibid., p. 19—20.
(63)
Ibid., p. 20—21.
(64)
Ibid., p. 21.
(65) EL Hall. The Triumphant Reign of King
Henry VIII, v. II. London, Ed. by Ch. Whibley, 1904, p. 158.
(66) T. Stapleton. Op. cit., p. 22; W. Roper.
Op. cit., p. 39—40.
(67) Большой полемический труд Мора «Диалог
о Тиндале» был написан в 1528 г, В "июне 1529 г. вышло первое издание
«Диалога». В 1531 г. было опубликовано второе его издание с прибавлением
к нему «Возражения на ответ Тиндаля» («Confutation of Tyndale's Answer»).
См. «The Dialogue concerning Tyndale by Sir Thomas More». London, 1927,
p. 11—12; «The Workes of Sir Thomas More... Written by him in English
Tonge». London, 1557, p. 105, p. 339—405. Предметом полемики был опубликованный
в 1525 г. английский перевод Нового Завета Тиндаля. Выступая против Тиндаля,
Мор защищал официальную догматику католической церкви, которой Тнндаль
противопоставлял свободное толкование текста Священного писания.
(68) «Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami»,
v. X, p. 137.
(69)
«The Workes of Sir Thomas More...», p. 422.
(70) «The Complete Works of St. Thomas More»,
v. 5, part I, 1969, p. 14—17.
(71) Ibid., p. 140—141.
(72) «The Correspondence», p. 498.
(73) См.: К. Маркс в Ф. Энгельс. Сочинения,
т. 22, стр. 21—22.
(74) «The Workes of Sir Thomas More..,»,
p. 621.
(75)
«The Correspondence», p. 499, 559.
(76) Ibid., p. 498.
(77) Ibid., p. 498—499.
(78) «The Dialogue concerning Tyndale by
Sir Thomas More», p. 272—273; «The Workes of Sir Thomas More. . .», p.
257—258. Ср.: Th. More. The Apologye. London, 193
(79)
Си. памфлет Мора «Мольба душ», написанный против Симона Фиша, проповедовавшего
секуляризацию: «The Workes of Sir Thomas More. . .», p. 301—302.
(80) К. Маркс я Ф. Энгельс. Сочинения, т.
23, стр. 732—733.
(81) W. Roper. Op. cit., p. 71. |